Суть óстрова - О`Санчес

– И при чем тут совесть?

– Вот и я говорю: при чем тут совесть, если есть сила? Ладно, куда-то мы не туда залезли, в какие-то доморощенные схоластические дебри. Лезь в мотор и езжай, а то видишь – на нас патрульные посматривают, думают, небось, что мы раскричались и вот-вот в ножи пойдем друг на друга.

– До завтра.

– И тебе того же.

– Молчи! Мне материнское сердце подсказывает, что он обманывает тебя!

– Мамочка! На этот раз оно ошиблось, ваше чуткое сердце. Хотел бы – давно бы уже обманул он меня. А вы оглянитесь вокруг: сколько всякого барахла нас теперь окружает? Мы себе и домработницу завели, и легковой автомобиль у нас имеется, и экономить до получки нам теперь не приходится… И, кстати говоря, на черный день есть, «гробовые» отложены – все это благодаря новым временам, то есть тому, что работаю с этим Сигордом. И то, что он гораздо больше моего имеет – ну вот никак меня не трогает, не задевает.

– Это оттого, что ты добрый и бескорыстный. И умный! Потому он за тебя и держится, что сам бы ничего не смог, а тебя можно эксплуатировать за гроши. Да, да, да!

– Мама, это не так. Он даже в уставный договор меня вписал, хотя я его совсем не просил об этом.

– И что тебе этот договор?

– А то, что моя доля в нем – сорок тысяч талеров с лишним. И то если считать по номиналу, а на деле – так и дороже стоит.

– Не такие уж и большие деньги – сорок тысяч.

– Что-что?

– Я к тому, что ты заслуживаешь большего; деньги, конечно, немалые, хотя и… Ну хорошо, пусть сорок. Где они?

– Там, в деле. А у меня документы, это подтверждающие.

– Что я и говорила: у тебя бумажка, а у него деньги.

– Мама. Вы можете сердиться, можете плакать, но я повторяю: дела – это дела, их веду я и прошу вас не пытаться вмешиваться. Меня устраивает нынешнее положение вещей, и я никогда никого не кусал в спину, не сделаю этого и впредь: Сигорд опирается на меня, я на него, – и так будет, пока один из нас не обманет. Это буду точно не я, и уверен, что не он. Закрыли тему, мамочка. Мы, кстати, опять при дополнительных доходах, посему хочу свозить вас к теплому океану на выходные, плюс пару дней я испросил за счет фирмы. Да не на наше побережье – на северные пляжи, в четырехзвездочный отель, очень спокойный, очень уютный. Вечное солнце, бриз, пальмы шелестят, волны плещут, воздух напоен кислородом… Вот билеты на самолет! Довольны ли мы?

– А-а-а-х, Янечек… За что мне судьба ниспослала такого замечательного сына! Дай платочек, я опять разнюнилась, но уже от радости…

После покупки акций «Южного побережья» прошел месяц вялого ожидания, за который мысль о том, что свободные деньги на счету превратились в «товар», что «деньги работают» (Сигорд считал это выражение пошлым, но сам вдруг применил его, с кривой улыбкой, правда), стала привычною, и Сигорд с Яблонски занимались тем, что окучивали вскопанные уже грядки – обслуживали имеющуюся клиентуру и вербовали новую. Но жарко следили за котировками. «Мы потеряли десять тысяч», – докладывал Яблонски устно и по телефону. «Отбились и пятерка в плюсе!», – а через два часа: «Опять по нолям… ребята говорят, что до весны активности никакой не будет». Сигорд кивал, соглашался рассеянно, однако ни на что другое переключаться не хотел. И вот настал день, это было в конце июля, когда Яблонски встретил его красный, весь взъерошенный, глаза его как обычно круглые, мигали под очками так часто, что мигание это можно было принять за нервный тик.

– Пять двадцать! На целый талер взлетели. Сбрасываем? – Сигорд молча и не спеша стал снимать пальто, новость абсолютно его не взволновала, только вот рукава никак не хотели отпускать, тесны стали…

– Да не дергайте вы так, давайте приму! – Анита ласточкой слетела со стула и бросилась помогать боссу.

«Надо будет все-таки ее оттрахать, – подумал Сигорд, – с нею вроде бы не должно быть осложнений. Ресторан, то, се… Все равно она к осени увольняется, хорошо хоть предупредила заранее. А вдруг не согласится? Тоже переживем».

– Еще на пять пенсов вверх! Сигорд, а?

– Что ж, это – к премиям личному составу фирмы, примета верная. Анита, собирай свои манаточки – и марш к Марии в гости, там пока поработаете. Заодно можешь ей насчет премии насплетничать. Тихо! Радоваться будем после и никак не сегодня. А может быть и не завтра. И вообще… нечего делить шкуру неубитого медведя. Запрыгали тут, захихикали… Ты еще здесь???

Яблонски закрыл за окрыленной Анитой дверь, запер на ключ, сел на свое место и теперь смотрел не мигая, ждал.

– Чай горячий?

– Только что. Так может – потом чай? Вот-вот обратно повалится, все к этому идет… А, Сигорд? – Яблонский встал, не в силах больше сидеть на месте.

– Пусть идет, а мы пьем чай, медленно, раздумчиво, с благодушными улыбками на румяных лицах. Сядь, я сказал.

Почему-то, вопреки опасениям Яблонски и Сигорда, акции «Побережья» никак не хотели падать и к концу сессии приподнялись еще на десять пенсов. Но Сигорд все не давал и не давал команды продавать, биржевая сессия закончилась, и Яблонски возмущенно отдувался.

– Может быть, не рисковать нам и не благодушествовать? Сигорд, не сходите с ума, а? Давайте, я подыщу, постараюсь, а значит сумею – сегодня же, до конца дня найду внебиржевых покупателей на наш пакет? Будет пенсов на пять подешевле, но все равно… Пусть даже на десять дешевле! Это будет по пять двадцать пять – талер десять в плюсе, двести двадцать тысяч талеров одним махом! Сигорд?

– Нет. Продадим завтра. Или послезавтра.

На следующий день акции потоптались с четверть часа на финальной отметке вчерашнего спроса и опять поползли вверх. Сделка за сделкой: по два-три лота, редко по пять, не спеша, но только на повышение.

– Сигорд, вы обещали, что мы сдаемся «сегодня». Через двадцать минут поздно будет, давайте же?

– Да ты с ума, что ли, сошел, Ян Яблонски, по шесть пятьдесят нажитое спускать? Откуда ты такой транжира взялся? Все только начинается.

– Куда же начинается-то? Это у вас помрачение в мозгах. Ребята дружно говорят, что весь ресурс выбран. Покупатели свой пакет собрали, или вот-вот доберут, рухнет тогда к чертовой матери, проснемся на помойке. Нельзя быть таким жадным, что вы словно ребенок!?

– Твои ребята вспрыгнули в наш поезд «в полшестого», выпрыгнули в «шесть», приподняли с земли по полталера на акцию и радуются, аж укакиваются. Заметь, никто из них больше чем на лот-два не садился. А закрылись торги на шести пятидесяти и теперь это им бочка дегтя в бочке меда. Слабаки.

– «Ацтеки» четыре лота взяли.

– И все четыре скинули тут же, сорвали двадцать тысяч и считают это успехом. Вернее, считали, пока акции, которые они скинули, не подпрыгнули еще на полтину.

– Это и есть успех, когда фирмачи, между основными делами, вклинились и захватили двадцать тысяч талеров за один только час. – Яблонский с важностью поднял указательный палец, в знак уважения к удачливым коллегам и к мудрости собственного изречения.

– Для них – может быть. Хотя, могли и сорок тысяч – за час и пять минут, если бы им хватило нервов и терпения. Но у нас нет таких больших основных дел, у нас – эта спекуляция основная. Мы ее ждали слишком долго, чтобы вот так легко от нее отказываться. Ты лучше прикинь сегодняшний, да плюс вчерашний оборот по «Побережью» и тогда увидишь…

– И что же я должен увидеть?

– А то, что общий объем всего проданного не только не контрольный пакет, но и до блокирующего ему – как пешком до Луны, даже если считать, что эти акции из рук в руки перекупщикам не бегали, а сразу конечному покупателю шли. Это значит, что продавать никто особо не спешит, упускать контроль над фирмой никто не собирается, и что покупателю придется раскошелиться за серьезные объемы, и что он на это готов.

– Это мы-то – серьезные объемы?

– Гм… Умеренно средние, скажем так, не будем ударяться в манию величия. Но – постараемся пристроиться вослед серьезным объемам, когда они пойдут по ищущим рукам.

– То есть, мы сегодня не продаем?

– Ни в коем случае. Попей валерьяночки, Ян, да и мне накапай, что-то я разволновался при словах шесть пятьдесят.

Третий день акции росли небольшими, но частыми скачками и выросли еще на талер.

– Да, господин Яблонски, да… Если бы мы с тобой не пожадничали и скинули бы наши двадцать лотов по семь пятьдесят – это был бы успех, это точно.

– Что значит – мы пожадничали??? Это вы пожадничали, господин Сигорд!

– Ах, да, точно. Ты ведь предлагал по пять пятнадцать продать, щедрою рукою…

– При чем тут… Боюсь, завтра ждут нас на табло скорбные новости, теперь я это всем нутром чувствую…

– Я тоже, но – посмотрим.

Посмотрели. Через пять минут после начала торгов акции свалились на пятьдесят пенсов одним махом, немного погодя еще на двадцать пенсов за два скачка. Продавались пакеты солидные, но сравнительно небольшие, по пятнадцать и десять лотов. Сигорд дрогнул было, очень хотелось поддаться панике и продавать, продавать, продавать, лишь бы отбить свои деньги и спасти хотя бы часть навара… Выручил, как ни странно, поддержал Сигорда обычно осторожный Яблонски.